ГРАЖДАНИН С БОЛЬШИМ СЕРДЦЕМ

ГРАЖДАНИН С БОЛЬШИМ СЕРДЦЕМ

 

Когда я возвратился с войны и только успел прийти в себя, меня в качестве партизана Великой Отечественной войны стали приглашать на встречи в учебные заведения, на фабрики и заводы. На одну из таких встреч был приглашен вместе со мной молодой человек. Ведущий представил его как писателя-фронтовика Кемеля Токаева. Он расположился слева от меня и стал что-то записывать в свою тетрадь. Первому слово было дано мне. Я принялся рассказывать о трудных и опасных буднях во вражеском тылу. Краем глаза увидел, что молодой фронтовик уже заполнил полтетради бисером букв. Я решил, что он готовит свое выступление перед публикой. Каждый раз, когда я доводил до конца какую-нибудь растянувшуюся историю, он смотрел на меня своими глубокими черными глазами и улыбался. Видно, я разошелся и вышел за пределы отведенного мне времени, но выступление молодого человека было коротким. В конце встречи он посмотрел на меня с теплотой.

Так, несмотря на разницу в годах, мы часто виделись на разных встречах и вечерах, а со временем стали дружить семьями. Со всеми домочадцами выезжали на природу в выходные дни. Его дети тогда еще были дошкольного возраста. Я хорошо помню, как его маленькая дочка Салтанат. и прелестный сынишка Касымжомарт дуэтом пели песни. Приходя к ним в гости, мы чувствовали себя непринужденно и вкушали угощение из рук полной, как сама луна, невестки Тураш. Где бы мы ни оказывались вместе, Кемель вызывал меня на откровенность, направлял разговор на партизанские темы и что-то бесконечно записывал. Я тогда понял, что он собирается написать обо мне. Кемель отличался немногословностью, не делился направо и налево своими секретами. Как-то в гостях у Жумекена (Жумагали Саин) я сказал другу:

– Мне кажется, Кемель надумал писать обо мне. Что-то все кружит вокруг меня, выпытывает всякие подробности.

Жумекен подумал немного, потом сказал:

– А что тут такого, пусть пишет. Он – талантливый писатель, ему очень хорошо удаются произведения о разведчиках и шпионах.

В те годы я еще плохо разбирался в “писательской кухне”. И потому возразил:

– Жумеке, ведь про меня уже Габдол Сланов написал книгу “Сын Алтая”. Не будет ли лишним?

– У каждого писателя есть свой стиль, – сказал друг, наставляя меня. -Позже ты наверняка тоже начнешь писать и искать свою тропу в творчестве.

Однажды, повстречавшись с Кемелем, я сообщил ему, что собираюсь съездить на Украину. Подумав, он произнес:

– Хорошо бы мне тоже поехать с вами.

– Не имею ничего против! – подхватил я. – Ты – талантливый писатель. Я бы познакомил тебя с тамошними друзьями, партизанами-однополчанами.

Спустя три-четыре дня он взял отпуск на работе, и мы пустились в путь.

Сразу по приезде в Киев мы прибыли в здание Верховного Совета Украины. Тогда зампредом Верховного Совета был дважды Герой Советского Союза генерал-майор Сидор Артемьевич Ковпак. Исполняя еще и обязанности председателя партизанского движения при Верховном Совете, Ковпак принимал партизан вне очереди. Сидор Артемьевич, по своему обыкновению, не спеша поднялся из-за стола и заключил меня в объятия. После расспросов о житье-бытье он предложил нам присесть. Отвечая на его вопросительный взгляд в сторону Кемеля, я приступил к знакомству:

– Это – писатель-фронтовик Кемель Токаев. Он тоже воевал на украинских землях. Приехал с целью написать об украинских партизанах.

Ковпак переиначил имя Кемеля в “Кималь”.

В конце приема генерал сообщил, что обеспечит транспортом, чтобы мы могли осмотреть Киев и его окрестности. А также пообещал помочь материально.

Когда мы вышли от него, Кемель сказал мне:

– Спасибо, конечно, за то, что пожелал снабдить транспортом. Но вот брать у него деньги, Каске, мне кажется, неудобно.

Его слова были уместны, в нем говорил честный, добропорядочный человек. И я согласился.

Мы побывали в Киеве на нескольких встречах с партизанами и быстро нашли с ними общий язык, словно когда-то воевали с ними плечом к плечу. Через два-три дня мы посетили партизан Бориспольского и Переяслав-Хмельницкого районов, а затем прибыли к знаменитому броду напротив села Григорьевка, где начинался Букринский плацдарм, оставивший в истории Великой Отечественной войны глубокий кровавый след.

И вот мы стоим на восточном берегу Днепра у села Григорьевка. Правобережье реки гористое, левобережье пологое, равнинное.

...Здесь на правом берегу на склоне горы закрепились враги. Мы должны были пройти, разбив эту неприступную крепость. Градом сыплющиеся с высоты пули не позволяют поднять головы. Сотни бомбардировщиков со стороны Днепра сыпали безостановочно бомбы и заставляли реку кипеть.

Несмотря на смертельный риск, в ночь с 21 на 22 сентября я выбрал из своего отряда 120 партизан, и на лодках мы переплыли на противоположный берег. Там мы освободили от врага Григорьевку, до отказа набитую вражеской техникой, и открыли путь для Красной Армии. Услышав об этом из уст самих партизан, Кемель сказал:

– Какой замечательный подвиг! За этот подвиг я обязательно достану для вас звание Героя, – он говорил очень серьезно и уверенно, крепко пожимая мне руку, словно обладал властью решать судьбы людей.

Сказанное этим благородным человеком, хоть и полвека спустя, все же свершилось. Со словами: “Подвиг никогда не старится”, – президент прикрепил к моей груди знак мужества – Золотую Звезду. Исполнилась мечта моего благожелателя, младшего друга Кемеля Токаева.

В ту поездку Кемель повидал места, где мы воевали, тюрьмы, где томились местные жители, загнанные туда захватчиками и освобожденные позже нами; концентрационные лагеря, где пленные проходили через адские страдания. Ночи напролет беседуя с партизанами, он собирал материал.

Он был настолько скрупулезен в этом, что даже сравнивал рассказанное мною с сообщениями моих однополчан и проводил параллели. Я же рад был встрече с друзьями, с которыми когда-то выжил в мясорубке смерти.

Начали собираться домой. И тут Кемель выразил сожаление:

– Каске, я успел собрать материал только о битвах, которые происходили в равнинных лесах Украины. Вот если б еще повидать Карпатские горы, где проходили кровавые бои! Жаль, что в этот раз не получилось.

В нем была неуемная жажда познания. Вскоре на казахском языке вышла книга Кемеля о жизни партизан под названием “Особое задание”. В этой книге все имена людей, названия сел и городов были даны без изменения. Только мое имя он переиначил в Кали. Возможно, не захотел идти против традиции того времени – менять имена живых персонажей и делать их прототипами. Сам он мне не открылся, я не стал спрашивать.

В следующий свой приезд на Украину я взял с собой несколько книг и раздал друзьям. Конечно, не поймут, что там написано, но пусть хоть видят свои имена. Они хотели перевести книгу на украинский язык, но их историки, стойко стоящие на страже исторической правды, не разрешили. Причина: партизанского отряда с командиром по имени Кали на Украине не было. В последующие годы, будучи советником Союза Писателей, Кемель мне сказал:

– Сейчас, Каске, такое время, реабилитируют даже репрессированных. Я тоже “реабилитировал” вас. Вот выпустил переведенную на русский язык свою книгу “Особое задание”. В ней я даю ваше настоящее имя.

И он протянул мне книгу. Я с благодарностью принял ее.

В последние годы мои украинские друзья стали спрашивать: “А где Кемель? Почему не приезжает?” Глаза мои наполняются слезами и, не зная, что сказать, я по партизанской привычке закрываю лицо ладонями. Они понимают, что произошло непоправимое, и Кемеля нет среди живых. Не желая травмировать меня, друзья переводят разговор на другое.

Украинцы тоже признавали, что Кемель – гражданин с большим сердцем, по-настоящему талантливый писатель.

Боец-фронтовик военного лихолетья, а затем – один из лучших представителей литературы, Кемель Токаев ушел из жизни в пору расцвета писательского дарования. Безусловно, оставленное им наследие – духовное богатство, влившееся в необъятное море нашей литературы.