МАЛИК-АГА
Начало 1946 г.
Я повстречал на улице Жумагали Саина.
– Прибыл Малик Габдуллин, демобилизовался из рядов армии. – сообщил он радостно, обнимая меня. – Хорошо, что он вернулся на родину!
– И вправду хорошо! Раз он вернулся с фронта цел и невредим, ему пристало быть среди нас, – сказал я, искренне разделяя радость друга и следуя за ним. По дороге он напомнил мне, как мы вдвоем, возвращаясь с Украины, были проездом в Москве, и на Казанском вокзале нас провожала группа казахстанцев во главе с Маликом-ага. В спешке я тогда не успел рассмотреть его лица. Да и было уже темно.
– Он хоть и моложе меня по возрасту, но по нашему казахскому обычаю надо приветствовать прибывшего издалека гостя, – сказал Жумеке. – Пойдем, познакомлю тебя.
– А где он?
– Вот в этом доме, – и поэт показал на стоявший на углу улиц Карла Маркса и Комсомольской одноэтажный дом.
– Он здесь живет?
– Это дом его товарища, поэта Кайнекея Жармагамбетова. Этот тоже силен, секретарь ЦК ЛКСМ Казахстана!
– Жумеке, идите сами. Большого человека следует встречать большому человеку. А мне неудобно… – и я попятился.
Дело в том, что много лет я находился вдали от родины и был незнаком с различными должностными лицами и чинами. Высокая должность Жармагамбетова меня смутила.
– Да нет, они – простые, хорошие люди. Для них честь увидеть партизана, – и Жумеке, не слушая моих возражений, направился к дому. Мне ничего не оставалось, как идти следом.
– Жумеке, вы всегда ставите меня в неудобное положение, когда всюду, куда бы мы ни пришли, начинаете восхвалять, – сказал я.
Он повернулся ко мне и с улыбкой покачал головой, при этом его скособоченное ранением тело еще больше искривилось.
Дверь была не заперта. Жумеке вошел без стука. Я – следом. Нас радушно встретил полный коренастый человек с курчавыми черными волосами.
– Проходите, Жумеке! – засуетился он, приветливо посмеиваясь. Я сразу понял, что это хозяин дома Кайнекей.
Еще при встрече в Москве я заметил, что Малик-ага был рослым человеком. Когда мы вошли в одну из комнат, высокий статный смуглый мужчина приподнялся из-за стола.
– А, Жумеке, – сказал он, протягивая моему другу обе руки.
– Как добрался, Малик? Все в порядке? – спросил Жумеке. Оба они были очень рады встрече.
Когда руки Маке освободились, я тоже приветствовал его рукопожатием. Все трое расселись вокруг стола. Я пристроился на стуле, стоявшем немного в стороне. Один из тех двух людей, на которых я мечтал взглянуть хотя бы разок по возвращении с фронта, теперь сидел передо мной. Меня охватило ликование. Я украдкой поглядывал на Малика-ага.
Военная форма сидела на нем, как влитая, а Золотую звезду он как будто носил с рождения. Я подумал, что художник в самых своих смелых фантазиях не смог бы изобразить батыра лучше. Трудно, наверное, встретить человека, чей облик так подходит к его славе. Мои мысли прервал испытующий взгляд Малика-ага, который он бросил на меня, продолжая беседовать с Жумеке.
Люди внешне не похожи друг на друга. Таковы и эти трое. А каков их внутренний мир? Но герой всегда всей своей личностью выдает героя. Жумеке же своим более хрупким сложением выказывает поэта. Но Жумеке говорил, что Кайнекей – тоже поэт. Похоже, природа начала распределять таланты, невзирая на внешние отличия, подумал я.
Жумекен вдруг повернулся ко мне и засмеялся, видимо, вспомнил недавние мои слова.
– Познакомьтесь, это Касым – партизан. Был на Украине командиром большого партизанского отряда, – представил он меня друзьям и стал переводить взгляд с одного на другого. Первым отреагировал Кайнекей:
– Партизан! Вот как! – он оглядел мою одежду, какую обычные люди не носят, мой пистолет, висящий на поясе. Потом подошел к вешалке, снял мою папаху и натянул на себя. Два его товарища расхохотались. Кайнекей и сам был очень доволен.
– Сдается мне, что этот партизан моих годов, – сказал он. И в самом деле, мы с ним оказались ровесниками.
Теперь разговор перешел на события прошлых лет. Два друга приготовились слушать рассказ Малика-ага о пережитом.
Он немного помолчал и начал:
– Пришлось нам хлебнуть лиха. Когда мы учились в Ташкентском училище, несколько курсантов были арестованы. Во время следствия некоторые из них показали, что и я был связан с теми, кого называли “враг народа”. В итоге меня стали вызывать на допросы. Следователь Шевченко пытал меня: “Признайся, с кем ты связан?”. Я отвечал упорно: “Нет у меня связи ни с кем. Не знаю ни про каких “врагов народа”. Днем получают ответ, а посреди ночи опять вызывают. Пытаются запугивать: “Подумай! Заключенные доказали, что ты связан с врагами народа. Теперь тебе не отвертеться!”. Я твержу: “Не знаю, ни с кем не связан”.
Учился я хорошо, на учениях и состязаниях показал себя метким стрелком. Несмотря на эти мои успехи, один из командиров стал преследовать меня. Столько зла он мне сделал! Но что поделаешь, пришлось все терпеть. И настал тот день, когда я избавился от него.
Преследователя моего, подвергавшего меня нечеловеческим мучениям, я встретил потом в Москве, в наркомате обороны СССР. Я увидел его в коридоре и узнал. Он был очень истощен, гимнастерка без знаков отличия болталась на нем. Я понял, что у него большие неприятности. Бывший мой мучитель тоже узнал меня, но, не желая встречаться, повернул обратно. Я догнал его и поздоровался. На лице его читался страх, что я буду мстить ему за прошлое. Казахи ведь говорят: “Тому, кто камнем тебя ударит, ответь угощением”. Я пригласил этого человека в столовую. Он не смог отказаться, видно, был очень голоден. Оказалось, что в одном из боев бывший командир попал в плен, лишился всех чинов и званий и теперь пытался их восстановить. В отделе кадров я попросил поднять его дело: “Это мой бывший наставник, командир”. Товарищи мне поверили, не стали опровергать мои доводы. Таким образом, дело этого человека было выиграно. Через два-три дня он вошел в мой кабинет в офицерской форме. Настроение его было приподнятым.
– Товарищ майор, большое спасибо вам! Простите меня за то, что когда-то не распознал вас и повел себя неправильно. Я буду помнить вашу доброту! – сказал он.
Я ответил:
– Ничего, товарищ подполковник, в жизни всякое бывает, – подполковник взял мой адрес, и на этом мы расстались.
Малик-ага закончил свой рассказ об одном из эпизодов армейской жизни. Напоследок разговор перешел на литературные темы.
Прошло некоторое время. Я изучал произведения знакомых мне писателей. Однажды мне попали в руки воспоминания Малика-ага “Мои фронтовые друзья”. Я и раньше читал в газетах и журналах его фронтовые очерки. Но эти воспоминания о боевых товарищах-героях, во главе которых был сам Баукен, оказало на меня огромное впечатление. Я продолжал встречать Малика-ага, но мне никак не удавалось сообщить ему об этом впечатлении. В ту пору на страницах газет стали появляться и мои воспоминания.
Как-то я пришел в Союз писателей. Во дворе стоял Малик-ага и беседовал с кем-то. Увидев меня, он подозвал:
– Что-то пропал ты из виду. Где Жумекен?
– Приболел. В больнице лежит.
– Надо навестить его! – воскликнул Габдуллин, опечалившись от вести о тяжелом положении Жумекена.
– Оказывается, ты пишешь воспоминания. В газетах читал, – сказал он через некоторое время. – Это хорошее решение. Истории очень интересные, надо писать, – и он задумался. Я не мешал ему.
– Конечно, ты сам должен писать, – сказал Малик-ага, словно подытоживая свои мысли. – Я думаю о событиях, в которых принимал непосредственное участие, лучше писать самому, нежели об этом напишет кто-то другой. Жумекен мог бы помочь тебе, да вот заболел, – и он опять взгрустнул.
Я ничего не отвечал. Его прекрасное задумчивое лицо, заботливые слова старшего друга наводили на меня некую робость.
– Пока записывай разрозненно все, что вспомнишь. К твоему материалу нет надобности добавлять другие мысли и слова. Я могу просмотреть некоторые твои рукописи, – сказал Малик-ага участливо.
В этот момент к нам подошел невысокий спокойный человек, во всей фигуре которого ощущалась значительность. Малик-ага заговорил с ним. Я понял, что беседа их будет продолжительной.
– Маке, спасибо вам! Я еще свяжусь с вами, – сказал я, тем самым спрашивая разрешения идти.
– Хорошо, партизан, пиши, продолжай писать! – напутствовал он меня.
Вскоре не стало Жумекена. Я оставался среди его друзей, которым он, уходя, поручил меня.
Позже Малик-ага стал большим ученым: кандидат наук, доктор, профессор, академик. Но что поделаешь, и этот герой, ученый и наставник недолго оставался среди нас…
