ВСПОМИНАЯ ПАРТИЗАНА БАЙУЗАКА…

ВСПОМИНАЯ ПАРТИЗАНА БАЙУЗАКА…

 

Я помню до сих пор, как в партизанском отряде появился казах по имени Байузак. И имени его не забываю. Дело в том, что у меня был родственник Байузак. В молодости он был “серi”, певец, знал наизусть казахские дастаны. В детстве, не смея зайти в дом, я слушал песни Байеке, стоя у порога.

В отряде ходили слухи: два каких-то человека убивают повсюду полицаев, немцев, сжигают собранное немцами зерно, разрушают их зернохранилища, веялки и прочее оборудование. По рассказам людей, это были невидимые и неуловимые мстители.

В один из дней вызывают меня в секретную засаду лагеря партизанского отряда. Прихожу, там стоят двое, оба восточного типа. Один - крупный смуглый парень, другой – среднего роста мужчина лет сорока.

– Товарищ командир, эти двое говорят, что ищут своих ребят! - доложил мне дежурный партизан. – Однако сказать, что это за “свои ребята” не желают.

Дежурный был одет в форму немецкого солдата, а других партизан, лежащих в засаде, они, похоже, не видели. Я же обычно ходил в форме полицая. Когда к часовому в немецкой форме присоединился я в форме полицая, на лицах “гостей” отразилось сомнение, и они стали тревожно переглядываться.

– Каких ребят вы ищете? – спросил я. Они затруднялись отвечать.

– Я спрашиваю, каких ребят вы ищете? – повторил я вопрос, поочередно взглядывая на каждого.

– Своих ребят, – ответил старший, испытующе глядя на меня.

– А кто они, ваши ребята?

– Бывают же свои ребята, – сказал он уклончиво.

– Может быть, они партизаны? Или вы ищете карательный немецкий отряд? А, может, власовцев? – и я снова в упор посмотрел на них. Они не могли понять, с кем имеют дело.

Потом старший сказал по-казахски:

– Ты, кажется, казах или киргиз. Кто бы ты ни был, только ты сможешь нам помочь. Мы ищем партизан, советских партизан.

– Так бы сразу и сказали. Идемте со мной, – и я пошел вперед. Но те двое остались стоять на месте. Похоже, они все еще не верили мне. Вид у них был усталый. И я решил больше не испытывать их терпение.

– Пойдемте. Это партизанское соединение имени Чапаева, – сказал я им доверительно, по-казахски. Лица их потеплели, они радостно заулыбались. В избытке чувств даже обнялись. Оказалось, тот, который постарше, – Байузак, а второй – таджик по имени Шамиль.

Командир соединения обоих направил в мой отряд. Было принято посылать новичков в тот отряд, командир которого первым их встретил. Весь день радости двух моих новых бойцов не было границ. Улучив минуту, я вызвал их на разговор.

– Каске, чего мы только не видели! – начал Байузак. – Воюя под городом Умань, мы с Шамилем были тяжело ранены и попали в плен. Он ведь молод, его раны быстро зажили, а я мучился долго. Но в тяжелые дни Шамиль и другие товарищи не бросили меня, защищали от немецких дубинок и не дали загрызть собакам. Многие раненые погибли от побоев палачей и были разорваны их собаками. Если б просто расстреливали, было бы честью, стоя перед врагом с гордо поднятой головой, умереть за Родину. Но враги убивали людей вот таким злодейским путем! – Бакен разволновался. Он смахнул слезы и продолжал: – Многие отважные ребята остались в плену. Мы с Шамилем бежали ночью, перерезав колючую проволоку лагерного ограждения. Немецкие часовые раскрыли наш замысел, и наши связные не смогли выскочить. Когда мы проползли десяток метров от лагеря, началась стрельба. Мы все больше удалялись от лагеря. Когда оказались на безопасном расстоянии, обнялись и расцеловались. Оказывается, не все еще у нас потеряно!

Ой, Каске, вот так мы насилу избавились от плена. Потом пошли, все время держа на восток. Нам надо было перейти через линию фронта. Вскоре уперлись в реку Днепр. Местные жители сказали нам: “До линии фронта не дойдете. Даже если дойдете, вряд ли останетесь живыми. Пропадете зазря. Лучше идите в партизанский отряд”. Но разве легко найти партизан?

Мы довольно долго бродили. И вот однажды мне Шамиль говорит: “Партизаны нас не примут. Мы были в фашистском плену. Чтобы присоединиться к партизанам, мы должны искупить нашу вину”. Ты же понимаешь, о какой он вине говорит, Каске. Сдаться врагу – это считалось очень тяжким преступлением. Мы попали в плен из-за того, что были тяжело ранены. Но ведь кто об этом знает? Кто был свидетелем этого? В эти смутные времена вряд ли кого можно заставить поверить в такое, подумали мы и принялись за дело. У нас не было оружия, поэтому мы предприняли действия, которые были нам под силу. Находили вражеские гумна, сжигали зерно. Ломали их молотилки и сеялки. Выследили одиноких полицаев в селах и вооружились их оружием. После этого принялись убивать на дорогах фашистов.

Но, что ни говори, вдвоем действовать было трудно. Наверняка даже эти наши немногие дела дошли до слуха партизан. Мы решили искать партизанский отряд. Но хотели прийти туда не с пустыми руками. Подготовили вооружение для целой части. Однако идти с оружием было опасно, мало ли кого можно встретить. Поэтому, когда приблизились к предполагаемым укреплениям партизан, мы оружие припрятали... Ой, Каске, как мы перепугались, когда напоролись на ваших часовых в немецкой форме! Не знали, что и делать. Очень мы жалели, что оставили ружья. Если б с нами было оружие, открыли бы пальбу... Только поверили в то, что попались в руки немецкого карательного отряда, приходите вы в форме полицая. Ну тут нам совсем стало худо, и мы начали поспешно прощаться друг с другом. И тогда я рискнул обратиться к вам. – Бакен закончил свой рассказ и откинулся назад.

В одном из боев таджикский парень Шамиль пал смертью храбрых. Бакен долго горевал, как лебедь, потерявший свою пару.

Как-то крупное подразделение немцев совершило внезапное нападение на лагерь. Партизанское соединение имени Чапаева было вынуждено отступить. К вражеским военным частям примкнули местные карательные отряды головорезов. Не дремали и военные комиссары оккупантов, полицаи и полицейские группы. Битва затянулась на три дня. Нас отрезали от реки. В Хоцких и Панитовских лесах стояла страшная кутерьма. Партизан мучила жажда. Я был в группе, которая прикрывала отступление и время от времени оказывала врагу отпор. Взвод Байузака был впереди. Вдруг смотрю он идет следом за мной.

– Баке, ты что тут делаешь? Разве взвод твой не впереди? – спросил я.

– Каске, всякие бывают времена. Я отпросился у своего командира, чтобы быть рядом с вами, – ответил он.

Ну что можно сказать в такой момент? Я промолчал.

Отступаем. День выдался жаркий. К тому же груз у партизан тяжелый. Все взмокли от пота, очень страдают от жары. Оказывается, страшнее всего жажда, только подумаешь о глотке воды, тут же лоб заливается холодным потом. В правую руку Байузака угодила пуля.

– Баке, теперь иди вперед, – сказал я. – Стрелять не можешь, только пропадешь зря. Мы как-нибудь отобьемся.

Но Баке все время был неподалеку от меня. Слышу, зовет: “Каске, Каске, иди сюда!”. Подхожу к нему, а там в болотистом месте – стоячая вода. Сверху покрыта зеленой ряской.

– Каске, мочи нет никакой терпеть, кровь уже высохла! Давай попьем этой воды, небось, не лопнем, – предложил Баке. Мы сняли с поверхности ряску, набросили на воду свои грязные носовые платки и жадно прильнули к ней пересохшими губами. Вкус воды оказался неприятным, но все же мы утолили жажду. Даже вспотели. Я уселся на кочку позади себя и утерся. Баке уставился в лужу.

– Каске, подойди, взгляни!

Я подумал, что он увидел нечто на дне лужи и спросил:

– Что там?

– Ничего. Подойди, взгляни! – сказал он снова.

Я подошел, а он, оказывается, любуется на свое отражение в воде. Широкое лицо Байузака было в грязных разводах. К тому же он опирался рукой оземь, ладонь, которой только что пил воду, тоже была грязной.

– Каске, женушка моя любила прихвастнуть, сердечная. Небось говорит всем: “Наш Баке на фронте врагов громит”. Откуда ей знать, что Баке здесь грязный и неумытый бегает от врага! Если б сейчас увидела меня, вряд ли могла бы похвастаться! – и Бакен засмеялся. Мне тоже стало смешно.

Бакен в той схватке получил второе ранение и скончался у нас на глазах. А я даже фамилии его не знал. У него было двое детей, но где они живут, я тоже не ведал. Может быть, он не раз говорил мне, откуда родом, но я запамятовал. Бакен говорил: “Я останусь жив. Расскажу всем, через что прошел, что видел”. Я не думал тогда, что может выйти по-другому. Иначе сохранил бы в памяти все слова Бакена и, как песню, передал бы нашей тетушке – его жене!